СОСТАВ ЭКСПЕДИЦИИ

Полевое исследование:
Ольга Устюжанцева, кандидат исторических наук, магистр социальной антропологии, исполнитель исследовательского проекта (РНФ №24-28-01426)

Составление гайда и камеральная обработка:
Светлана Кравчук, кандидат искусствоведения, зав. лабораторией арктического дизайна УрФУ, исполнитель исследовательского проекта (РНФ №24-28-01426)
Софья Прокопова, м.н.с. лаборатории арктического дизайна УрФУ, исполнитель исследовательского проекта (РНФ №24-28-01426)

ЦЕЛЬ

НОВЫЙ УРЕНГОЙ И ТАРКО-САЛЕ, МАЙ 2024

ОПИСАНИЕ ЭКСПЕДИЦИИ

Экспедиция проводилась в рамках реализации гранта РНФ «Арктический город: разработка метода адресного проектирования комфортной архитектурной среды в экстремальных природно-климатических условиях» (№24-28-01426)

Для проведения полевого антропологического исследования мы остановились на двух городах Ямало-Ненецкого Автономного округа. Это Новый Уренгой — уже сформировавшийся индустриальный центр севера Западной Сибири, и Тарко-Сале — молодой город с быстро развивающейся экономикой. В ходе данного поля мы сконцентрировались на практиках взаимодействия человека и города: число основных вопросов вошло использование и восприятие открытых общественных пространств города, понимание комфорта и чувства принадлежности жителями.

Площадь Памяти, Новый Уренгой (фото: Устюжанцева О.)

Материальная среда «плановых» индустриальных городов в Арктике формировалась в эпоху модернизма: ее пространственная морфология повторяет советские города того периода — со стандартными общественными пространствами, регулярной планировкой улиц и типовой застройкой. Основной вызов такой среды в экстремальном климате Арктики — неадаптированность под местные климатические условия, что значительно ограничивает возможности комфортного взаимодействия человека и города. Это иллюстрируется, например, грандиозными проспектами и площадями, масштаб которых значительно превышает человеческий, создавая «оторванную» от пользователя среду. Такая среда не предоставляет возможности физически и эмоционально комфортного взаимодействия со средой: например, из-за недостатка всесезонных сценариев использования и образной монотонности. Это сформировало основную гипотезу нашего исследования: необходимо было проверить, как жители взаимодействуют с материальностью города в условиях, когда архитектурная среда не адаптирована под локальные — сложные условия.


Наблюдения в рамках нашей экспедиции подтвердили эту гипотезу: модернистская основа среды не предоставляет оптимальных возможностей взаимодействия с открытым пространством города. Например, жители Нового Уренгоя посещали Площадь Памяти в рамках празднования Дня Победы, но быстро уходили из-за сильного ветра — пространство опустело после окончания праздничных мероприятий. Аналогичная ситуация отмечена на набережной Тарко-Сале. Это пространство в целом можно использовать как иллюстрацию того, как выглядят и функционируют пространства для города и пространства для людей. Одна сторона набережной — это бескрайнее, вытянутое вдоль реки пространство из гранита, напоминающее проспекты исторических городов. Создается парадный, впечатляющий образ, но функциональность сильно ограничена погодными условиями, которые далеки от способствующих долгим прогулкам на открытом, не защищенном от ветра пространстве.

Набережная Тарко-Сале: слева — старая часть, справа — новая (фото: Устюжанцева О.).

Однако вторая, более новая сторона набережной — это парк с разнообразными функциональными площадками. Данная часть набережной, в частности, экотропа — небольшие дорожки, проложенные сквозь лес — пользуется популярностью у жителей, так как, во-первых, защищена от потоков ветра, во-вторых, наполнена функционально и образно. К сожалению, такой успех открытых общественных пространств — это скорее исключение, чем практика, так как наполнение и морфология обновляемых сегодня парков, скверов и пешеходных улиц часто ориентировано на практики мейнстрим урбанизма, т.е. подходы сложившихся в более комфортных климатических условиях, в частности, центральной части нашей страны. Несоответствие таких подходов арктическим условиям можно проиллюстрировать тем фактом, что большая часть функционального наполнения этих сред становится недоступна большую часть года — из-за снега и/или холода. Это подтвердилось в интервью с жителями Нового Уренгоя, а также в ходе наблюдений: скамейки парков и скверов оставались пустыми, максимум вовлеченности в эти пространство — это использование их как транзитной зоны по пути ежедневных маршрутов (в том случае, если тающий снег не перекрывает дорогу). Ситуация усугубляется инфраструктурами проблемами. Проведение экспедиции в межсезонье позволило узнать об очень яркой особенности Нового Уренгоя — в городе нет ливневой канализации, что может буквально ограничивать свободное перемещение.

Следовательно, сезонные особенности неизбежно становятся частью материального городского пространства, меняя как функциональное, так и образное наполнение среды. Видна жесткая направленность существующей среды на «отрицание» северности — в виде необходимости «борьбы» со снегом и ветром для обеспечения «нормального» функционирования открытых пространств. Поддержание этого «отрицания» требует огромных затрат ресурсов и труда, в связи с чем общественные пространства остаются белыми пустотами большую часть года. Логичное следствие этих проблем, выявленное в интервью: в ежедневных перемещениях по городу жители опираются на личный автотранспорт. Ключевые точки активности для горожан расположены на пути их ежедневных маршрутов (дом-работа-школа/детский сад) — особенно это касается семей с детьми. Общественные пространства и рекреации используются жителями в двух случаях: городские праздники и хорошие погодные условия.

(1) Парк «Дружба», Новый Уренгой; (2) пешеходный переход, Новый Уренгой; (3) детская площадка, Новый Уренгой; фото: Устюжанцева О.

Здесь также прослеживается интересное противоречие. Проведенное полевое исследование показало, что существует существенный разрыв между архитектурной средой «планового» арктического города и практиками жителей. Точнее, жители неизбежно адаптировали свои практики к материальности города; однако, в интервью проявилось несоответствие между неосязаемой локальной идентичностью, тесно связанной с арктической природой и жесткой, ограничивающей эту идентичность материальностью города. Модернизм и современный мейнстрим переносят на Север привычные этим подходам сценарии поведения со средой, что в лучшем случае игнорируется жителями (в случае необязательных практик, например, рекреационных), создавая пустые общественные пространства, в худшем —создает прямые препятствия для выполнения необходимых функций (пешеходное передвижение по городу).
В свою очередь, своеобразной иллюстрацией искренней любви и привязанности местных жителей к месту в виде материальных пространственных образований являются дачи. Такая практика рассматривается местными жителями как придание смысла и человеческой ценности через материальное взаимодействие с окружающей средой. Как выяснилось в ходе интервью, жители также взаимодействуют с природой, собирая ягоды и грибы в окрестностях городов, ловя рыбу, совершая короткие походы или поездки на внедорожниках в качестве основных видов рекреационной деятельности. Возможность такого взаимодействия характеризуется как одно из важнейших достоинств жизни на Севере. Таким образом, хотя суровость арктической природы создает определенные трудности, местные жители вырабатывают специфические адаптации и находят удовольствие в активном образе жизни на природе.

Этот разрыв между ежедневными практиками жителей и предлагаемыми средой возможностями подчеркивает необходимость более гибкого подхода к проектированию пространства арктического города, включая часто упускаемые из виду среды ежедневных практик — вне границ таких общественных пространств как парки и пешеходные улицы — тротуары и дворы. Доступность обоих видов взаимодействия с городом — как в ходе повседневных маршрутов, так и в процессе направленной рекреации — неотъемлемая часть формирования комфортной среды. В частности, сами жители акцентируют внимание на психологическом комфорте и благополучии, что включает доступ к уютным и безопасным общественным пространствам, а также возможность для различных видов отдыха и досуга, особенно в долгие зимние периоды.

Для нас данный разрыв открывает направления для будущих исследований:
1. Особенности арктического климата усиливает защитную роль городской среды, что подчеркивает важность создания устойчивого физического комфорта, поощряя при этом взаимодействие с открытым городским пространством.
2. Учитывая важность мягкой мобильности как инструмента для создания тесных взаимоотношений между горожанами и высокую оценку северянами природного арктического окружения, существует острая необходимость в концептуальных инструментах проектирования для создания разнообразия сезонных практик, учитывающих цикличные перемены, влияющие на среду как образно, так и функционально.
3. Необходимо проведение адресных полевых исследований того, как жители эмоционально/ментально воспринимают город. Такой подход предполагает феноменологический анализ отношений между телом, технологической средой и городом, а также концептуализацию желаемого образа дружелюбной, теплой и гостеприимной городской среды.
4. Существует потребность в дизайнерской интерпретации локальной идентичности, чтобы преодолеть централизованный взгляд на формирование «комфортной» городской среды.